Тука: Мир на Донбассе наступит в течение трех или пяти лет

Тука: Мир на Донбассе наступит в течение трех или пяти лет

Тука: Мир на Донбассе наступит в течение трех или пяти летЗаместитель министра по вопросам оккупированных территорий Георгий Тука заявил, что мир на Донбассе наступит в течение трех или пяти лет. Об этом он заявил в интервью “112.ua”

Георгий Тука – известный государственный и общественный деятель. Был активным участником Евромайдана. В 2014 г. основал волонтерскую организацию “Народный тыл”, занимавшуюся вещевым обеспечением и питанием воинских подразделений в зоне АТО. 22 июля 2015 г. был назначен председателем Луганской областной военно-гражданской администрации. Начал работу с создания семи сводных мобильных групп для борьбы с контрабандой в прифронтовой зоне, куда вошли сотрудники разных спецподразделений и волонтеры. 29 апреля 2016 г. указом президента Украины он стал заместителем министра по вопросам временно оккупированных территорий и внутренне перемещенных лиц. Награжден орденом “За заслуги” III степени.

– Почему вас уволили с должности губернатора?

– Я, честно говоря, президенту в лоб такого вопроса не задавал. Свое назначение я воспринимал как выполнение команды Верховного главнокомандующего рядовым или офицером, неважно. Такой у меня была позиция. А задавать вопрос в армейских условиях командиру… Я считаю это неправильно. У меня такое впечатление, что это в какой-то мере политическая уступка неким силам, которые поддержали коалицию во время премьерской компании, когда надо было набирать в коалицию голоса. Это мои такие ощущения.

– Вы хотите сказать, что когда нужно было собрать голоса в коалицию, велись переговоры с “Оппоблоком”, “Видродженням”, “Волей народа”, и они одним из условий ставили, чтобы вас убрали?

– Скорей всего. У меня такие ощущения.

– Верно ли говорят, что у вас были конфликты на месте с местными элитами?

– Да, конечно.

– Какого рода были эти конфликты? Это были конфликты с вашей командой, с милиционерами, с силовиками?

 

– Конфликты были со всеми. Прибыв на место, я сразу четко обозначил свою миссию, от которой я не собирался отказываться ни на один день: у меня нет своих и нет чужих. Мое главное условие – не воровать.  И так как, к сожалению, завязаны все, то я и лупить начал всех. Если быть объективным и честным, то, наверное, я единственный во всей Украине, кто не побоялся уволить главу “БПП-Солидарность” в области, несмотря на то, что мне поступали настоятельные рекомендации этого не делать.

 

– У вас была дискуссия с журналистами по поводу этих пресловутых 20 миллионов, которые вы отдали в погашение долга компаниям, аффилированным к Бахтеевой.

 

– Я никогда не слышал ни от кого приглашения к дискуссии. За все время этот вопрос был поднят единожды. Что касается погашения долгов, я не знаю, это достоинство или недостаток моего характера – я патологически ненавижу долги. На тот момент, когда я подписал это распоряжение, я понятия не имел, кто такая Бахтеева, и до сих пор не знаком. Насколько я помню, была госпрограмма по закупке достаточно большого количества машин скорой помощи. В конце года мне стали предлагать достаточно много, на разные суммы погашение разных задолженностей, которые были образованы в Луганской области. Часть из них это были сформированные свежие долги, а часть были долги 13-14 гг., но имеющие судебные решения к исполнению. Началось все с того, что ко мне, наверное, в течение 10 дней трижды обращались разные люди с предложением о подписании моего согласия на погашение долга.

 

– Что это были за люди?

 

– Это были как предприниматели, так и топ-менеджер компании. С этими людьми было две встречи, и потом по этому же вопросу ко мне обращался один из моих заместителей. Речь шла о том, что просили дать согласие на погашение задолженности в сумме 279 млн грн, и мне за эту заслугу предложили 12%. Я раздумывал недолго, но почему-то даже после Нового года  были еще две попытки меня переубедить. Все эти события происходили примерно в течение недели. Далее мне стали мои подчиненные приносить документы на погашение задолженностей на гораздо меньшие уже суммы. Я подписывал в день по 500-600 документов. Проходили платежи 200-300 тыс., 1,5 млн. Видя бюджет, я понимал, что деньги есть, и реально мы их израсходовать не можем, потому что с сентября я запретил раздавать деньги на “хотелки”, если они не подтверждены проектом, бюджетом этого проекта, и проведением тендера на подрядчика. 20 млн были перечислены после того, как я узнал, что деньги пошли на погашение стоимости тех машин скорой помощи, которые на сегодня работают на территории Луганской области под контролем Украины. В тот момент я понятия не имел, что эта компания каким-то образом имеет отношение к Бахтеевой. В Киеве я два раза встречался с директорами этих компаний, и они мне рассказали, что поставки реально осуществлены. Это не барыги, не воровство бюджетных денег. Машины работают.

– Что нужно делать раньше: быт людей обустраивать или отдавать коммерческим компаниям долги?

– Если бы речь не шла о машинах скорой помощи, если б я не понимал, что минимум 60 млн мне придется вернуть назад в бюджет как неиспользованные, я бы, конечно, эти деньги потратил бы лучше на какие-то другие нужды.

– Вы говорите, что большая война вряд ли будет, но будет усиливаться эскалация конфликта. Можем ли мы очистить оккупированные территории просто с помощью армии?

– Нет. Готовы ли мы заплатить минимум тремя сотнями тысяч жизней наших ребят?

– Минские договоренности могут сработать так, чтобы восстановить украинские границы?

– Конечно. Если называть вещи своими именами, то я считаю, что в том официальном документе, который является сейчас открытым для дискуссии (кстати, ошибочно полагать, что он не является юридическим документом, так как его текст занесен в резолюцию Совета безопасности ООН), во-первых, нигде не указано, что те пункты, которые указаны в тексте договора,  надо выполнять именно в таком порядке, как они пронумерованы. Что касается изменений в Конституцию, то там записано, если мне не изменяет память, “особенности  самоуправления в определенных районах (особый статус)”.

– А что это меняет?

– Об этом вам лучше спросить у профессиональных дипломатов, потому что я не знаю, насколько я имею право об этом говорить.

– Вы предлагали спецслужбам воспользоваться “сывороткой правды” в деле о расстреле “группы Эндрю”. Кто эти люди, против которых надо ею воспользоваться?

– Подозреваемые, военнослужащие ВСУ.

– Они фактически “крышевали” контрабанду?
– Да.

– А вы знаете их имена?

– Знаю. Знаю, кто за ними стоит.

– Почему это дело не могут довести до конца?

– Я сам материалы следствия не читал. Не было ни времени, ни желания. В этих событиях принимал участие не один человек. Была задействована группа людей. В процессе опроса выяснялись некоторые детали, но каждый из них утверждал, что он не имел никакого отношения к тому, что произошло. Никто из них не признался. На полиграфе они все утверждали, что они в этот момент спали. При этом полиграф показывает, что трое говорят правду, а четвертый лжет. На следующий вопрос “Правда ли, что вы вышли из казармы, проснувшись в шесть утра?” все говорят: “Да”. По показаниям полиграфа, опять трое говорят правду, а четвертый лжет. Но показания полиграфа не являются доказательством для нашего суда, так же, как показания, данные под действием так называемой “сыворотки правды”. Мы знаем виновных. Другое дело, сможем ли мы это доказать в суде.

– В чем состоит государственная стратегия  по оккупированным территориям?

– Условно ее можно назвать деоккупацией. С Вадимом Чернышом я знаком уже год. Но мы всегда, встречаясь, обсуждали локальные вопросы, которые касались непосредственно жизнедеятельности Луганской области. Так как он был постоянным участником минских переговоров, то мы постоянно держали контакт.

– В чем основные опции этой стратегии?

– В достижении мира. Или интеграция территорий. Мир будет достигнут, если мы будем придерживаться определенного алгоритма.

– Через сколько вы прогнозируете достижение мира?

– От трех до пяти лет.

– Почему начали не с решения бытовых проблем беженцев, а с торговли?

– Без ответа на вопрос “Куда мы идем?” это просто латание тришкиного кафтана.

– А куда мы идем?

– Ответ на этот вопрос должна дать принятая стратегия, которой на сегодня нет. Официального государственного документа не существует.

– По идее, эту стратегию должны предложить вы. Когда вы планируете ее предложить?

– По моим ощущениям, степень готовности крайне высока. Но, во-первых, это предмет для рассмотрения, для изучения АП, самим президентом, СНБО.

– Верховная Рада?

– Не знаю. Я бы, честно говоря, не хотел бы, чтоб этот балаган был вовлечен в этот процесс.

– Не любите ВР?

– Ненавижу. Поэтому все зависит от того, как быстро будут приниматься решения. Даже в самых верхних эшелонах власти есть люди, абсолютно искренне придерживающиеся диаметрально противоположных точек зрения. Это не секрет.

– А вы лично, как представляете себе восстановление?

– Там много пунктов, которые производятся шаг за шагом. Кстати, я сегодня узнал, что одна из больших ошибок нашего друга, друга Украины, Михеила Саакашвили, которую потерпела Грузия, состояла в том, что был сорван пошаговый этап выполнения реформ деоккупации, процедур налаживания мира. Этих этапов, по-моему, девять на сегодня. Первый этап – мы во многом его достигли. Но в какой-то момент мы упустили второй шаг. И это привело к тому, что мы возвращаемся к первому шагу. Возьмем события, которые разворачивались год назад: количество обстрелов, количество раненых наших пацанов уменьшилось в тысячу раз. Когда у меня там был сын, я готов был на эти минские соглашения любой ценой, потому что я тогда сам похоронил девять пацанов.

– Вы были в партии “Единая страна” Данилы Яневского. Вы вышли оттуда?

– Официально еще нет, потому что такой партии и не было. Это было три-пять близких человек, которые решили: “А давай попробуем”. А так как в карманах по две гривны на троих, то “попробовали”. Это был, скорее, романтизм.

– Вы никогда не пойдете в политику?

– “Никогда не говори никогда”.

– Чиновник – это человек, согласный во всем с системой. Какая у вас мотивация пойти во власть?

– Это был шанс реализовать то, что я хотел, чтобы реализовал кто-то другой.

– Удалось?

– К сожалению, процентов на 70. По моим предположениям, мне не хватило еще трех месяцев, для того чтобы сделать процессы если не совсем необратимыми, то уж крайне, крайне сложно…

– У вас будет вопрос?

– Это вопрос риторический. До каких пор мы будем отдавать свою судьбу откровенным, извините, пустобрехам?

– До тех пор, пока будем отдавать. Очень многое будет зависеть от того, будет ли в стране гражданское общество.

Залишити відповідь