Интервью, которого не было
Ни в коей мере не стремясь героизировать Доброславского, тем не менее, нужно признать, что и теперь, спустя 16 лет после смерти, личность Валерия Юрьевича вызывает неподдельный интерес. Прижизненных интервью с человеком, которого большинство луганчан именовало просторечно «Доброславом» и в 1996 году назвало одним из наиболее известных земляков, было немного. Тем паче не было интервью развернутых и откровенных. Наиболее простым решением было устроить спиритический сеанс…
– Вы уже при жизни стали легендой. Причем, легендой своеобразной…
– Понимаю, к чему клонишь. Скажу так: тогдашняя ситуация в стране сама вынудила меня сделать свой выбор. Мне все время чего-то недоставало. И я говорю не о деньгах. В юности серьезно занимался боксом, а бокс требует максимальной концентрации не только в бою, но и по жизни. У меня были амбиции, а чего я мог достичь при советской власти? Стать отличником в школе, поступить в институт, закончить его с красным дипломом… И что дальше?
– Но идти по трупам к мечте – это тоже не по-человечески…
– А в моем мире нужно было всегда быть жестким и уверенным в себе, если надо – жестоким. Но, при этом, я имел представление о чести, дружбе, справедливости. И жил по справедливости, и, надеюсь – судил тоже по справедливости.
– Кстати, я неоднократно слышал разные истории…
– …Которые чаще всего – просто выдумки. Знаю случаи, когда к бизнесмену приходили типа от моего имени и деньги требовали. Или там пацаны на улице хвастались тем, что со мной лично знакомы… Каждому хотелось быть типа приближенным ко мне.
– До сих пор люди гадают: кто Вас «заказал» и почему?
– Думаю, называть конкретные имена и фамилии уже ни к чему. Намекну: с главным заказчиком мне довелось общаться уже после своей смерти. А «почему»?.. Тогда шла серьезная драка за обладание сферами влияния, за ресурсы. Мне же за короткий срок удалось сконцентрировать в своих руках наиболее перспективные экономические и промышленные сферы и конкретные объекты. И не просто взять, а развивать их. Пришло время выводить бизнес из тени и, главное, получать политический вес.
– Именно из-за этого Вас и убили?
– И за это, в том числе. Только я был не первым и не последним в череде тотального отстрела. Вместо эволюционного развития кто-то, и все мы понимаем – кто, решил пойти по самому примитивному пути разрубания гордиева узла – и просто подмахнул расстрельные списки.
– Какие основные последствия для общества повлекла Ваша ликвидация?
– В моем случае был срублен один росток. Но порубили и других. Ведь многие же поднимались параллельно – партийная элита и комсомольцы, цеховики, бизнесюки, мы – робингуды. Это было естественно. А нас начали отстреливать, других прессовать по-своему, и что мы видим теперь? Например, в Луганске могли бы сформироваться различные финансово-промышленные группы, разные центры сил. Был бы баланс.
– Вы шли к легализации?
– Конечно! Именно поэтому я запускал фирмы, занимающиеся ремонтом и техобслуживанием автомобилей, общественным питанием, оптовой и розничной торговлей, туризмом. Начал осваивать нефтепереработку, медиа. Серьезно занялся и шоу-бизнесом: мы стали организовывать в Луганске концерты российских и отечественных звезд эстрады – Киркорова, Малинина, Николаева с Королевой. Я ж видел – народ воспрял, на концерты с удовольствием ходил. Да и наши гости говорили: «Мы думали, что приедем в какой-нибудь Зажопинск, а здесь, оказывается, нормальный город, приличная публика». Мне приятно было это слышать. Так что у Луганской области была возможность оставить за собой местный потенциал. А это – серьезная заявка на экономическую независимость.
– По идее, у Вас были не только недруги, но и те, кто Вашими руками пытался сохранить региональный паритет…
– Да, у меня были единомышленники, партнеры, готовые вложить в нашу область серьезные деньги. Вот только после 7 июня 1997 года начался обратный процесс.
– Что Вы чувствуете по отношению к своим убийцам?
– К исполнителям – жалость. Их попользовали, как пешек. К заказчикам – омерзение.
– Рассказывают, что Вы были тем человеком, с которым выгодней было договариваться, чем воевать.
– Я раньше других «авторитетов» понял, что время «стрелок» и «разборок» уходит. А старая гвардия эти мои убеждения не разделяла. Для них проще и спокойней было делать дела «в тенечке». А я уже тогда в Штатах прошел хороший «ликбез» по бизнесу и понимал, что гораздо выгоднее легализироваться. И да, у меня были политические амбиции. Уже было ясно, что надо власть брать в свои руки. Тем более, что народ всегда был за порядок и для него экономическая стабильность четко была связана со стабильностью политической. А кому интересна область, которая сильна и экономически, и промышленно, и политически?
– То есть свою миссию Вы видели в наведении порядка и концентрации власти в своих руках?
– А другого варианта не было. Все ж видели, что случилось после моей смерти: моих партнеров постреляли, а те, что помельче – сами лапки сложили и сдали свой бизнес. Да, я понимал, что у Луганской области были все шансы стать самодостаточной территорией и что если этот процесс не возглавить, то область раздерибанят. И теперь всем все до одного места, и главное – народу «до задницы», что будет завтра. Лишь бы один день пережить.
– Многие, не скрывая, радовались Вашей кончине?
– Естественно. Трусливой зависти никто не отменял. Вон, вспомни, какой сразу «смелый» вой поднялся, когда меня убили: мол, подозревается в связях с ОПГ и, кажется, даже возглавлял ее. Стремно было публично меня «авторитетом» назвать. Даже после смерти боялись!
– Что Вас сгубило, чего Вам не хватило в итоге?
– Мозгов. Не своих, разумеется. Своего ума всегда мало. Если строишь империю – нужно привлекать умы, нужны соратники, нужны архитекторы, нужно серьезное интеллектуальное обеспечение, нужны связи с иными центрами сил.
– О чем больше всего жалеете?
– О том, что до последнего не верил в то, что уже обречен. Меня неоднократно предупреждали о возможных покушениях, но в глубине души надеялся, что смогу со всеми цивилизованно договориться. Смогу вырулить. Сейчас понимаю, что был идеалистом среди вечно голодных «акул» – примитивных, жадных и абсолютно бесчеловечных. В результате и себя не защитил, и своих подвел. Пацанов конкретно жаль, они в меня, в наше дело верили.
– В народной памяти Вы остались таким себе местным «Робин Гудом», который простых людей не давал в обиду. Но ведь и грехи на Вас немалые…
– Нельзя обижать того, кто слабей тебя, тех, кто еле концы с концами сводит. И наоборот, тех, кто хочет изменить себя и свою жизнь к лучшему, нужно поддержать, если что – даже помочь деньгами. Я вообще к творческим людям с симпатией относился, даже неформалов пацанам запретил обижать.
А по грехам своим я ответил сполна, да и еще отвечу уже в другом месте. О том, что сделал, и жалею, и нет. Раскаиваюсь за страдания, которые людям причинил, но не жалею о том, что рисковал. Цель-то стоила риска.
– Откуда такой больной интерес вандалов к вашей могиле?
– Знаешь, один писатель как-то сказал, что, мол, тигры уважают львов, слонов и гиппопотамов, а мандавошки – никого! Так оно и есть. Да, впрочем, хрен с ними, с идиотами. Ну, верят, что в гробу килограммы золота лежат, что ж ради того, чтобы опровергнуть эти слухи, эксгумацию делать? Кто-то пустил слух, что памятник в форме льва на моей могиле золотом напылен, вот и лезут. Боятся, по ночам «работают», чтобы никто не увидел… По-другому и не бывает: шакалы даже мертвого льва боятся.
Яша Бикицер