Война на Донбассе принесла с собой не только развалившиеся дома, разрушенные города и села, но и погибших и пленных. Вместе с боевыми действиями сотни военнослужащих пропали без вести. Их ищут в живых и мертвых, некоторых уже не один год. Помогают родным пропавших волонтерские миссии, в том числе гуманитарная миссия «Черный тюльпан», которая ищет захоронение на местах проведения боев и привозит тела домой.
Каким образом происходит поиск, способствуют ли сепаратисты в поиске тел украинских военнослужащих, об этом в программе «Донбас.Реалии» поговорили с волонтером гуманитарной миссии Сергеем Белоконь.
– Ваша организация вывозит тела после боев на Донбассе, приходилось ли среди них находить пропавших без вести?
– Наибольшее количество тел, которую мы вывозили, пришлась на начало нашей работы в период с сентября 2014 по март 2015 года. Тогда велись активные боевые действия, было много потерь. Со временем неизвестных захоронений стало меньше, потому что в этом направлении проводится работа. Впрочем, до сих пор есть некоторое количество неучтенных захоронений, которые нам не удалось до сих пор обработать.
– Встречаются Вам тела мирных жителей?
– Редко. Мы работаем на неподконтрольной Украины территории, и погибшими мирными жителями там занимается местная администрация. Так же они забирают и «ополченцев». Украинских погибших везут в донецкий морг или прикапывают, хоронят. Наша работа заключается в том, чтобы найти эти захоронения и вернуть на нашу территорию погибших.
– То есть Ваши группы работают и на оккупированных территориях?
– Да, в основном мы работаем на неподконтрольной Украине территории, так как та сторона запретила пускать за телами людей в форме с оружием с нашей стороны. А в нашей организации работают только гражданские, военных нет. Поэтому мы имеем возможность попасть на ту территорию и забрать тела.
– Насколько часто удается идентифицировать личность погибшего?
– Мы можем идентифицировать только, если у погибшего есть документы: паспорт, водительское удостоверение или жетон. При отсутствии документов и личных вещей идентификация происходит в морге со следственно-оперативной группой, которая принимает это тело, заполняет протокол, ведет следствие. Также они берут ДНК, чтобы сопоставить его с ДНК родственников погибших и пропавших без вести.
– Проводите ли Вы поисковые работы на территории России?
– Ни разу не приходилось. Если будет информация о том, что тела наших военнослужащих по определенным причинам находятся на территории России, мы поедем и заберем своих. При условии, если позволят пропустить нашу миссию «наверху».
– Сколько тел удалось вывезти за время работы миссии?
– Примерно 648 тел и останков наших военнослужащих. Я не называю точное количество, потому что не всегда можно идентифицировать все тело, если от него остаются только фрагменты. Это уже работа судмедэкспертов, следственно-оперативной группы. Например, мы вынимали погибший экипаж с боевой единицы техники, было достаточно сложно определить, два или три человека там находилось, получая останки и фрагменты тел среди металлолома, искореженного железа. Поэтому мы называем примерное количество погибших.
– Как технически происходит работа Вашей миссии?
– В начале представители «ДНР» и «ЛНР» сами говорили нам, где лежат наши погибшие. Тогда еще тела, как правило, лежали просто на поверхности. Со временем эта работа усложнилась, потому что у всех известных точках мы уже взяли тела, остались только неизвестные.
– Сотрудничаете Вы с представителями сепаратистов?
– Да, они отдают нам тела. Хотя бывают разные люди, разные ситуации. Некоторые говорят нам: «зачем забирать эти тела, это же враг, поэтому пусть там и лежит». И мы начинаем им объяснять, что когда военнослужащий идет на фронт, ему дают форму, его фотографируют, показывают, а как только он погиб, то перестает быть нужным кому-то, кроме родственников, которые его ожидают.
– Не препятствует, например, Министерство обороны вашей работе?
– Нет, министерство не препятствует. Единственное, хотелось бы от ведомства взаимопомощи, в частности, предоставлением информации о местах гибели или захоронения военнослужащих. Потому что еще примерно 400 погибших числятся пропавшими без вести. Наверное, те, кто участвует в боях, выходят из окружения, делятся информацией, которой нам не хватает, чтобы вывезти украинских военнослужащих на нашу территорию.
– Существуют аналогичные организации на территории сепаратистов?
– Долгое время на территории Луганской и Донецкой областей не было организаций, подобных нашей, которые искали своих погибших. Впрочем, они пытаются ее создать. В последнее время мы сотрудничаем с представителями «ДНР» и «ЛНР», они предоставляют нам информацию о местах захоронения и сопровождают, показывая, где именно они. Под их контролем мы выкапываем и убираем наши тела домой.
– Какие «белые пятна» есть на карте проведения боевых действий?
– Самая большая – это Луганщина. Если в Донецкую нас пустили сразу с началом работы миссии, мы беспрепятственно ездили по территории области, то с представителями «ЛНР» договориться оказалось сложнее. Наши выезды туда единичны. Больше неизъятых тел является именно на Луганщине.
