“…Из большого супермаркета торговое сердце нашего района превратилось в скромный сельмаг, в котором акценты были сделаны в духе времени – алкоголь для бюджетного клиента и просто еда, исходя из самых нехитрых потребностей. Никаких изысков и почти никакого выбора…”
Наталья Морозова
Жизнь на моей улице выходит с сумерками. Я живу в частном секторе в сорока минутах пешего хода от центра Луганска. Но разница в этих сорока минутах и нескольких километрах настолько велика, как между глубокой провинцией и столицей.
До событий 2014 года центров цивилизации в моём районе было два – это были два питейных заведения в разных частях нашего района. Там был свет, тепло, люди и шум. Да, там было средоточение продажи алкоголя – это были местные кафетерии по типу утеплённых летних площадок с буржуйками, но там всегда был свет, жизнь и люди. И поскольку я живу в краю рабочего класса – так повелось испокон двух веков с момента образования Луганска – многие заканчивали свою рабочую неделю за чарочкой пива или напитков покрепче, имея возможность позволить себе к этой неизменной чарочке пару салатов и шашлык. Это смог позволить себе любой строитель и любой заводчанин, что многие и делали. Так заканчивалась каждая неделя у очень многих. За брезентовыми стенами могла бушевать метель, от буржуйки внутри было тепло и уютно, а от раскрасневшихся лиц внутри шумно и пьяно. Хотя я вовсе не люблю эти алкогольные возлияния, но проходя мимо таких вот маячков света было не страшно, привычно и даже уютно. Потому что так было всегда.
Отчего-то эти две площадки война сразила сразу и наповал. В большую красную палатку попал снаряд летом 2014, сторожа убило сразу. Хозяин хоронил его за свой счёт – это обсуждали потом все. А потом понемногу местные растащили всё, что осталось. Но эти два года обломки былой цивилизации угнетали не меньше разрушенных домов по всей округе. Хребтом большого беспомощного животного торчал металл из покорёженной крыши, а после гибели сторожа заходить внутрь было боязно даже смельчакам.
Второй местный генделык пострадал тоже сразу. Там был зоопарк, и погибшую живность было очень жаль. А потом местные – среда по своим разрушительным свойствам агрессивнее воды – разобрала всё остальное: мебель, проводку, стены. Осталось условное обозначение бывшего кафе и мусор. Казалось бы, вчера местные сами пили там, коротали вечера и решали какие-то первоочередные вопросы, а сегодня сами разобрали всё, что осталось от того разрушительного обстрела.
И снова мне не ясно, отчего я оплакиваю эти потери – остов буржуйки, выложенный плиткой пол от оставшегося туалета, остатки проводки ниоткуда в никуда. Хотя мой рассказ будто бы вовсе не об этом.
Жизнь нашего района выходит с сумерками. Идти некуда. Хлебный киоск запирают на нашем островке торговой цивилизации до шести вечера. И продавец делает это так поспешно, будто это немой укор всем нам – все рачительные хозяйки покупают хлеб с утра, а по вечерам и в темноте вокруг могут шляться только жаждущие выпить. Для таких гуляк до самого комендантского часа торгуют пивом в бутылках и на разлив. Площадь у супермаркета тёмная и в выбоинах. Сам супермаркет так и не оправился от лета 2014. Наш магазин всегда был уютным, но после лета 2014 года это было борьбой света и темноты – стеллажами отсекли почти всю торговую площадь, оставив место для того минимума, который не давал выбора, но давал возможность найти самое необходимое. И даже в этот минимуме наибольшая площадь была отведена стеллажам с алкоголем. Остальное – немного сыра, немного колбас, несколько видов печения. Из большого супермаркета торговое сердце нашего района превратилось в скромный сельмаг, в котором акценты были сделаны в духе времени – алкоголь для бюджетного клиента и просто еда, исходя из самых нехитрых потребностей. Никаких изысков и почти никакого выбора.
И если идти вечером куда-то очень хочется, то только к этому магазину, где можно встретить кого-то из знакомых, перемолвиться парой слов, для проформы купить что-то в нашем супермаркете с растяжками рекламы ещё украинских товаров. Сам магазин работает до 19:00, что уже невероятная лояльность к тем, кто может иметь счастье работать до 17:00, чтобы успеть сделать покупки после работы. Хотя вокруг не видно не зги – темно и как-то очень неуютно. Да и бродить по местной грязи в темноте тоже на любителя.
Наверное, всё вместе даёт очень причудливый узор жизни здесь – темень, пьющие люди, продукты, покрывающие только нехитрые потребности в пище. Где-то, возможно, я лукавлю. Можно купить даже в нашем супермаркете водку в разном ценовом диапазоне и такую же колбасу. Но разве это выбор? Раньше наш супермаркет славился самым большим выбором мяса. У нас были полки детских смесей, памперсов и всего дня праздников. Не было такого непрозрачного акцента на то, что было и раньше – на убогость нашего края и всё больше выходящие из тени вредные привычки людей, не имеющих работы в своём сегодня и не видящих своего завтра.
Наверное, поэтому все спешат с сумерками быстрее занавесить окна своих домов и плотнее закрыть двери. Наверное, поэтому самогоном у нас торгуют на каждой улице, а для гурманов в подпольных магазинчиках торгуют кабачковой икрой и анчоусами по 100 рублей за кило. Наверное, поэтому у нас редко гуляют на улицах дети. У нас не накрывают больше в складчину столы к праздникам и не стучат сапогами по кривым улицам на раннюю утреннюю смену. Жизнь стала мельче, выхолощенее. В ней есть пища и есть сегодня. И это сегодня куда проще коротать за бутылкой, чтобы уйти от сложных вопросов, на которые ни у кого нет ответов. За водкой легко уйти от сравнений, что мы имели и что потеряли в своей жизни. И жизнь стала единоличной – каждый сам за себя. Хоронят только, как и раньше, провожая всей улицей. И то как-то наспех, торопливо, поджав губы. То, что не сделала война, доделали последние три года – инсульты, обострение хронических болезней, инфаркты. У тех, кто мог бы ещё долго жить и долго работать, радуя близких и радуясь жизни.
Иногда я думаю, что жизнь здесь как вирус, как эпидемия холеры. Нельзя жить здесь и не поддаться искушению начать пить – вначале просто, потом больше. Нельзя не замечать убогости жизни здесь – темноты и грязи, пустоты на улицах и единственной отдушины для непьющих – телевизора, когда можно покорять мир, не вставая с дивана и верить во что-то, плотнее занавесив окна от подступающей ночи.
