На днях российский художник-акционист Петр Павленский поджег двери центрального входа в здание ФСБ. Акция называлась “Угроза”, художника скрутили, ему уже выдвинуто обвинение в вандализме. Почему художник Петр Павленский – это очень серьезно?
В ночь с 8 на 9 ноября 2015 года российский художник-акционист Петр Павленский поджег двери центрального входа в здание ФСБ. Акция называлась “Угроза”, художника скрутили, ему уже выдвинуто обвинение в вандализме.
Я давно слежу за деятельностью этого арт-активиста, который заявил о себе в 2012 году, акцией в поддержку других радикалов из группы Pussy Riot, зашив себе рот.
Он заматывал себя в кокон из колючей проволоки, приколачивал свою мошонку к брусчатке Красной площади.
Мне кажется, что в образе радикального акциониста проявились черты будущего сопротивления режиму. И надо сказать это страшные черты.
Нигилизм власти, исключающей любые формы диалога с обществом, неизбежно порождает встречный поток нигилизма.
Сейчас в российском оппозиционном дискурсе полная растерянность, как бороться с “гибридной властью” совершенно непонятно. Моральная аргументация совершенно не работает.
“Вы жулики и воры!” – кричит коллективный оппозиционер. “Вор и жулик – Навальный, у него и судимость есть”, – смеется власть.
Героический наскок в духе нацболов тоже не работает, власть ловит пассионариев на их же идеологии и безопасно канализирует, отравляя воевать на чужую войну в Донбасс, за свои интересы.
И вот появляется Павленский. Что мы видим? Аскетичного человека, не боящегося боли и расправы, претензии которого смутно оформлены в левых декларациях, но тотально нигилистичны к системе.
Петр Павленский во время акции у центрального входа в здание ФСБ, фото: lenta.ru |
Сосредотачиваясь на эстетической стороне, интерпретаторы мало обращают внимания на то, что инструментарий Павленского – зашитый рот, приколачивание мошонки, членовредительство –родом из лагерного “отрицалова”, крайней формы сопротивления администрации со стороны криминального мира – самой эффективной контрсистемы русского общества.
Если власть контролирует полностью жизнь человека, претендует на распоряжение его телом, то единственной формой протеста остается нанесение увечий этому самому телу.
Поведение Павленского – это дистиллированная форма крайнего сопротивления системе, матрица, эталон образца поведения, у которой рано или поздно найдутся последователи.
Литературный Рахметов (герой романа Чернышевского “Что делать?”) спал на гвоздях, поколение русской молодежи после этого чтения кусалось от злобы, швырялось бомбами.
А тут реальный, живой, и в тоже время адски медийный человек.
Что бы с ним не делала Система, он уже победил.
Даже если, загоняя ему иголки под ногти, художника вынудят признаться в том, что он агент Госдепа, это будет следующий перформанс “Процесс”.
Поэтому Матрица Павленского еще сработает, его нынешнее одиночество фантомно, эстетика самоотречения, аскезы разрушения, самозабвенной ненависти очень притягательна. И породит еще жутких монстров.
Павленский прямо апеллирует к опыту русского нигилизма. Его имитация киевского Майдана (акция “Свобода” 23 февраля 2014 года), – когда художник и его единомышленники жгли в Петербурге покрышки и стучали палками по металлическим листам, – состоялась рядом с храмом Спаса-на-крови. На месте цареубийства, казни террористами из “Народной Воли” царя Александра II 1 марта 1881 года.
Закрытые каналы связи власти и общества порождают нигилизм, отрицание не только несправедливых законов, но и самой ткани общественной жизни, неулучшаемой, по мнению нигилистов, в принципе.
Ведь народовольцы убили не самого худшего русского царя, напротив царя-реформатора, близкого накануне убийства к тому, чтобы даровать России конституцию.
О том, что против лома всегда есть другой лом, красноречиво говорит и нынешняя внешняя политика России.
Гибридная власть очень радуется, что всех запугала и запутала своей постмодернистской вседозволенностью. Западные политики недоверчиво и с опаской относятся к российским коллегам. А вдруг это не дипломат, а КВНщик, трудоустроенный Кадыровым в МИД, сейчас возьмет и насрет на стол переговоров.
Но вот Путин столкнулся с террористической организацией ИГИЛ, которая не меньший постмодернист. Самолет взорвался, ни требований, ни воззваний. Прикололись в небе над Синаем. И Путин молчит, не знает, что сказать, остроумие иссякло.
На самом деле российское протестное движение – и либерально-гражданское в лице Болотной площади, и радикальное в лице национал-большевиков, – давало власти шанс договориться по-хорошему.
Но власть предпочла глумиться и давить.
Теперь с ней будет разговаривать поколение П – Павленского.
Его пока нет на сцене, но оно обязательно появится. И ничего хорошего из этого разговора не выйдет.