«Реальная газета» начинает новый проект – мы даем возможность жителям неподконтрольных Украине территорий самим рассказать о том, что происходит в городах и поселках, контролируемых группировками «ЛНР» и «ДНР».
Наталья Морозова
«Приезжай, – говорит моя знакомая сыну, – мне сыпется на голову потолок, у меня нет возможности делать в доме ремонт, из старых окон сифонит, долг за газ больше десяти тысяч рублей. Платить нечем, жить не на что…».
Жизнь не ахти. В лучшие времена (которые в сравнении с теперешними определённо лучшие) никто домом не занимался – так, устраняли острые проблемы и всё. Сын успокаивает, как может:
«Так он тебе одной на голову сыпется, а если я приеду, он будет сыпаться на голову нам всем – за что я буду ремонтировать дом? Где и какую я найду работу в «республике»? Будем сидеть все вместе под этим потолком и смотреть на него».
Резонно. Дети вылетают из Луганска стремглав. «Некому восстанавливать город», – слышу я очень часто. У всех моих знакомых в Луганске только дети-школьники или студенты. Как только ребёнок может что-то решать сам, ищет любую возможность выскользнуть, уехать. Иногда обещают вернуться, но чаще никто не питает иллюзий на счастливое возвращение – ни сами дети, ни их родители.
Родителям неспокойно от того, что дети где-то там по съёмным квартирам, но куда спокойнее, что они с работой и вдали от войны. И пусть не с самой лучшей работой, но это лучше, чем здесь без любой. Вот и выходит, что на одной чаше весов работа, на другой – дом. Свой дом даёт возможность жить, не задумываясь об оплате коммунальных услуг, – это парафия родителей, но жизнь здесь не даёт никаких гарантий роста и развития.
Если посчитать по моим знакомым, то из десяти взрослых детей в этих семьях, только в одной дети остались в Луганске.
В остальных девяти семьях все ищут лучшей жизни. Находят её по-разному. Кто-то живёт едва не впроголодь и снимает комнату в двухкомнатной квартире с хозяйкой, кто-то живёт у родственников, а кто-то устроился в общежитие. Но факт в другом, в Луганск наведываются в гости. Как раньше к бабушке в деревню. Так, погостить.
Кто-то, поднакопив денег, может позволить себе и полгода пожить у родителей, кто-то не выдерживает здесь и пары дней. По-разному. Но для жизни Луганск рассматривают только родители, которые привязаны к своим работам-должностям, недвижимости, старикам-родителям, привычкам…
Родители выступают хранителями всего. Оплачивают коммунальные, работают до пенсии, по кругу проведывают оставленные квартиры. Находят себе какой-то досуг с оставшимися в Луганске друзьями. В общем, живут. Ну, работа, должности, привычки тоже много значат. Не скрывают – хорошего в такой жизни немного. Раньше жили семьями, праздниками, планами, теперь от звонка к звонку, от встречи к встрече.
Мама моего приятеля передаёт ему варенье оказиями. Варит вишнёвое, без косточек, как он любит, кутает банки в газеты и пакеты и передаёт ему его друзьями. Те берут, везут за тысячи километров гостинцы. Понимают – сами в таком положении. И ещё мама вяжет ему носки, потому что большей помощи сыну она оказать не может. Рада бы, но нет на большее возможностей.
И ей было бы куда спокойнее, если бы он жил в Луганске, с ней, но чем больше проходит времени, тем понятнее, что его билет был в один конец. У него в его новой жизни друзья, привычки, планы. Ему там комфортно. Он даже в отпуск в Луганск ехать не хочет – дорого и долго.
А ещё, знаете, ирония, дети у многих преподавателей, которые учат здесь молодёжь, – где угодно, только не в Луганске. Вытолкнули и счастливы. Между собой говорят:
«А что здесь ловить? За какие деньги жить? Кем работать?».
Как по мне, двуличие в чистом виде. Вы, мол, учитесь и поступайте, потому что это зарплата и ставки, но мои дети в жизни сюда не вернутся. Передают сумки автобусами, копят деньги для поездок, но очевидно, что пока что-то как-то не прояснится, их дети в Луганск не вернутся.
А чем больше проходит времени, тем меньше шансов, что дети сами захотят вернуться. Для многих выехавших Луганск, в сравнении с другими городами, кажется провинциальным, бесперспективным, мелким. Даже много и тяжело работая, где угодно им кажется лучше, чем здесь.
И тоскуют многие выехавшие по тому, довоенному городу. По ночному Луганску, по фонарям, по детству, по маминым борщам, по друзьям. Но приехав, им хватает и пары дней понять, что ничего хорошего в Луганске нынешнем нет. Изумляются, как здесь живут вообще люди, как находят средства на жизнь, чему радуются. И торопятся обратно к своим трудностям – туда, где сложно, но понятно.
А ведь дальше будет всё прозрачно и понятно. Если родители умрут, приезжать будет не к кому вовсе. Или если родителей удастся забрать, тоже отпадёт всяческая надобность приезжать сюда. Такие дела. Здесь никому не хорошо и не счастливо. Родителям плохо без детей, детям – без работы и всем вместе тяжко без будущего.
Дочери моей знакомой счастливо жили за маминой спиной всю жизнь. Она их содержала, работала. Даже вуз не сделал их старше. Наверное, по мирной жизни они бы и до замужества что-то искали, сидя дома. Но от войны мать их вытолкнула в Москву. Мотивация негласная – найти мужей. Ищут, работают. Работают! Здесь бы жили до самой смерти матери за её спиной. Выходит, на пользу перемены.
Моя приятельница вытолкнула сына ещё в его одиннадцатом классе в Киев. Нашла интернат, поселила и вернулась в Луганск – у неё здесь работа в школе. А сын остался там. Город чужой, ни знакомых, ни родственников. У матери возможностей помогать ему ноль с хвостиком. С её-то местной зарплатой учительницы. Но там она видела сыну будущее, здесь – нет.
Продержались, смогли. Потом поступление. Не куда-нибудь, в медицинский, на бюджет.
Денег не было ни на репетиторов, ни на контракт. Но мотивация была бешеной – ехал он без обратного билета домой. Живёт там парень в общаге, поступил. А она здесь. Два раза в месяц сумки сыну передаёт, как каждая мама бы передавала. Деньги с зарплаты меняет на гривни, тоже сыну передаёт. Себе отказывает во всём.
Не хочется рассыпаться бисером высоких слов, но руки ей целовать хочется за то, что смогла и может. Выдохнет, как только сын закончит. И снова он один в чужом городе. Ни друзей там у него, ни родственников. Мама здесь, на телефоне. Та же история про носки и варенье. Могла бы, ладони бы раскрыла, чтобы дождь его не мочил, кровь бы отдала, если бы понадобилось…
Такие они, матери.
____________________________________________________________________
Проект профінансовано з коштів Польсько-канадської програми підтримки демократії, фінансованої у рамках Програми польської співпраці для розвитку Міністерства закордонних cправ Республіки Польщі та Уряду Канади
