Выдвижение Михаила Добкина официальным кандидатом в Президенты Украины от Партии регионов говорит о многом. О последней песне одного из самых амбициозных политических проектов в истории независимой Украины, который затевался как выразитель интересов Юго-Востока, а превратился в партию элиты одного региона. О том, что регионалы предпочли агрессию и наступательную риторику, воплощенные в Добкине, сглаживанию и примирению, которые мог бы олицетворить Тигипко. Много о чем, глобальном и важном, но я хочу сказать о личном.
Как человеку, пережившему события уже двух украинских революций, мне сложно удержать себя от того, чтобы мысленно не возвращаться на десять лет назад и постоянно не сравнивать события 2004 и 2014 годов. Оба раза я не доехал до киевского Майдана, зато хорошо изучил, прочувствовал всё, что происходило здесь, на востоке Украины.
В 2004 г. Луганск окутывала мгла настоящего Мордора – страх, ненависть буквально висели в воздухе, постоянно прорываясь вспышками насилия, словесной агрессии, безумия тоталитарного единомыслия, когда подозрительным является даже молчание на фоне общего одобрения и поддержки. Хорошо помню жуткую атмосферу Северодонецкого съезда, где ораторы упражнялись в людоедском красноречии и на полном серьезе обсуждали, как сподручнее будет колоть страну. Я был и на втором съезде тогдашних сепаратистов в Харькове, он проходил в условиях намечавшегося примирения элит, уже звучали миролюбивые речи, о создании автономных республик никто не заикался. Зато я хорошо помню революционный Харьков – массовый «помаранчевый митинг» на площади Свободы, палаточный городок сторонников Ющенко и его коменданта поэта Сергея Жадана, где-то в эти дни Кернес и Аваков выступали еще на одной сцене. И рядом их оппоненты с бело-голубыми флагами, но никто не бросается друг друга калечить. После свинцового мрака Луганщины казалось, что я пропал на бразильский карнавал, на другую планету. Я понял, что раскола страны нет, просто именно на нас, на луганчан, пришлась самая критическая точка политической аномалии.
В 2014 году этот пик «юго-восточной аномалии» переместился в Харьков. Кровавые разборки политических оппонентов, дотянувшиеся до хорошо знакомых мест и людей. Избитый во время захвата ОГА пророссийскими активистами добрый приятель – поэт Сергей Жадан. Стрельба на улице Рымарской, где в соседнем от места побоища доме жила моя сестра. Кровь на полу в любимом харьковском книжном магазине «Є», в котором когда-то я общался с писателем Владимиром Сорокиным. По сравнению с этими ужасами, Луганск отделался легко – да, были страшные и опасные моменты, были гадкие и стыдные, наши земляки так боялись мифических бандеровцев, что проглядели, как у них под носом сформировались бригады каких-то отморозков, было наговорено и наделано много глупостей. Но в целом какая-то сила отвела нас от того, чтоб и в этот раз стать центром Мордора.
Что этому способствовало – особая ретивость харьковских регионалов и взвешенная осторожность наших? Умеренность нашей оппозиции и радикализм харьковчан? Сейчас уже сложно восстановить первопричину. Но факт остался фактом, мы пережили большой и кровавый внутренний кризис относительно мирно. Конечно, каким-нибудь киевлянам или львовянам – все эти наши вывешивания триколоров и нападения на митинг в честь Кобзаря кажутся диким трешем и угаром, но мы-то, местные, ЗНАЕМ, как на самом деле у нас могут «не менять убеждений». Догонять и еще раз «не менять».
Я знаю, что некоторые политики и особо активные граждане считают, что всё то, за что я хвалю сейчас Луганск, является недостатком и недоработкой. Мол, были пассивными, недостаточно громко заявили позицию, не выступили с инициативами, мало покрушили друг другу морды. И постоянно я подспудно опасаюсь, что весь этот хрустальный гражданский мир рухнет их усилиями. Выдвижение Добкина окончательно поставило точку – переходящее знамя Мордора уехало в Харьков (о чем я страшно печалюсь, ибо этот город – моя вторая родина). А Луганску повезло. Хоть в этом. #лишь-бы-не-было-войны.
© Константин Скоркин, специально для «РГ»