Мы живем в страшное время. Буквально за несколько недель Луганская и Донецкая области стали хронической зоной нестабильности, где мирное течение жизни в любую секунду грозит вспениться кровавым водоворотом. Пока мы выбирали, куда нам двигаться – в Россию или в Европу, – нас превратили в Северный Кавказ
Текущая лента новостей понедельника: «28 апреля террористы планируют захват административных зданий в пяти населенных пунктах Луганской и Донецкой областей», «Под захваченным зданием СБУ провозгласили Луганскую народную республику», «На Луганщине обстреляли патруль ГАИ», «В Луганске боевики с арматурой напали на батальон при МВД «Темур». Судьба главы батальона Юлдашева неизвестна», «Захваченных международных инспекторов ОБСЕ показали прессе», «Покушение на Кернеса: мэру Харькова стреляли в спину», «Экстремисты в Славянске захватили и жестоко пытали троих украинских спецназовцев»…
До сих пор трудно поверить, но всё это происходит не где-то там, за рубежом, а на соседних с нами улицах.
Жизнь в Луганске сегодня мало отличается от жизни в Грозном или Махачкале накануне полномасштабной гражданской войны на Кавказе… Или накануне «начала оккупации», или накануне «первого ввода федеральных
войск» – каждый может выбирать интерпретацию по своему «политическому вкусу», суть от этого не меняется.
Мирные земли Востока Украины, которые на протяжении 23 лет мифической «насильственной украинизации» знать не знали, что такое террор и война, в одночасье стали заложниками боевиков. Вслед за пророссийскими выступлениями к нам пришел ужас, известный лишь по российским теленовостям с Северного Кавказа: трупы депутатов в речках, заложники в подвалах с окровавленными лицами, обмотанными скотчем, обстрелы блокпостов, разгул криминалитета.
Еще несколько месяцев назад журналисты «Реальной газеты» всерьез опасались возврата 90-х. Всё оказалось гораздо, гораздо хуже: вместо знакомых братков в малиновых пиджаках пришли бородачи в камуфляжах. К нам «вернулись» не свои, пережитые, а чужие – кавказские 90-е.
Да, захваченный «зелеными человечками» Славянск или переходящий из рук в руки Краматорск – это более «продвинутая» версия Буденновска или Первомайского. Люди в камуфляжах дестабилизируют регион аккуратно, не афишируя своих диких художеств. В XXI веке, как оказалось, пары трупов украинских оппозиционеров достаточно, чтобы держать в страхе несколько городов и полностью парализовать робкие военные попытки Киева справиться с ситуацией (хотя, признаем честно, киевская власть давно уже «сдала» нас). Похоже, у «народного мэра Славянска» есть все шансы «вырасти» в нового Шамиля Басаева. И у этого Басаева будет многомиллионная армия фанатов.
Ведь сегодня на стороне боевиков – мощная машина российской пропаганды. Работники «Комсомольской правды», буднично берущие интервью «втемную» у раздетых украинских пленников, на наших глазах основывают новый жанр: «журналистику допроса». Потом эти сюжеты совершенно спокойно транслируют многомиллионной аудитории в режиме реалити-шоу.
Складывается впечатление, что российское общество, травмированное многолетним террором – от Буденновска до «Норд-Оста», от Беслана до взрывов в Волгограде, – устало быть жертвой бесконечных спецопераций и захотело прочувствовать, каково это: быть на стороне тех, кто запугивает мирных жителей соседней страны. А мы, жители Юго-Востока, стали заложниками чужого «стокгольмского синдрома».
Охотно верю, что многие из тех, кто надел камуфляж и взял в руки оружие, – активно действующие сегодня в наших «горячих точках» бывшие военные и силовики из Луганска, Донецка, Харькова и Крыма, плюс различные авантюристы из России (вроде казака Бабая) – сделали это, потому что «не хотели быть жертвами». И, согласно старой сказке про дракона, сами превратились в чудовищ.
Сейчас нам, жителям Луганщины и Донетчины, хочется верить, что всё образуется: боевики сложат оружие в обмен на референдум, а лента новостей будет раздражать лишь очередными политическими скандалами. Но с каждым днем, с каждым новым захваченным зданием и каждой новой жертвой веры в то, что новая «Чечня девяностых» пройдет стороной, становится все меньше.
Андрей Дихтяренко