Чайник для войны и Нью-Йорк

Чайник для войны и Нью-Йорк

“Каждый из нас готовился к этой войне по-своему”

«Реальная газета» продолжает свой проект – мы даем возможность жителям неподконтрольных Украине территорий самим рассказать о том, что происходит в городах и поселках, контролируемых группировками «ЛНР» и «ДНР».

Наталья Морозова

В конце мая 2014 года я выбирала на рынке маленький чайник.

Вокруг только и говорили, что о войне. И в моём отделе бесконечно обсуждали наличие погребов и родственников в России – и то, и другое обещало сохранить жизнь. Мы не думали уезжать, поэтому я покупала маленький чайник – подумала, что если, вдруг, будут отключать свет, нам нужно будет чем-то греть воду, а наш старый чайник слишком большой.

Чайник для войны и Нью-Йорк

 

Странная, конечно, подготовка к войне. Но именно тем маленьким чайником мы пользовались потом весь август, он до сих пор стоит на самом виду, хотя сейчас он больше декор, чем вещь функционального значения. И выбирая между подсолнухами и божьими коровками “мейд ин Турция”, я столкнулась со знакомой, которая бежала по рынку в страшной ажитации. Я знала, что она уезжает по студенческой визе в Америку, знала, что на эту поездку её маленькая семья из старой бабушки и очень немолодой мамы истратила все свои сбережения – билет на самолёт был для них целым состоянием. И в 18 лет эта девчонка твёрдо знала, что уже не вернётся сюда, её билет был только в один конец. И когда мы столкнулись с ней на рынке, каждый из нас готовился к этой войне по-своему – я, выбирая маленький чайник, а она, делая последние покупки перед дорогой.

У неё на руках уже были билеты на поезд в Киев – на послезавтра, чемоданы были почти собраны и остались волнующие формальности – последний семейный ужин перед расставанием на годы. Как я потом узнала, этой девочке пришлось брать билеты на поезд Луганск-Киев на день раньше – поезда уже ходили с опозданием, а рисковать билетом на самолёт она не могла: других денег у семьи не было. И узнав о поездах, которые приходят не в срок, она кричала с вокзала в телефонную трубку: «Мама, выезжаем сегодня, за любые деньги, беги домой за вещами, бери такси, времени нет». И всё было как-то наперекосяк: она накричала на бабушку, которая что-то напутствовала на прощание, давая последние самые важные советы, она не успела сказать всем те самые важные слова, которые готовила на тот семейный ужин, который должен был быть только завтра…

И уже в самолёте, на который она успела, когда на ходу они складывали последнее, она поняла, что бабушку видела в последний раз.

Тогда, когда кричала на неё за её такие не ко времени советы и попытку обнять. Бывает же так, какой-то щелчок в воздухе – его слышишь только ты – и становится ясно, что это было в последний раз. Другого шанса исправить что-то не будет.

Потом была война, отсутствие света, связи. Потом был тяжёлый год для всех – для нас здесь без зарплат и пенсий и для неё там от того, что ей было всего восемнадцать, и Нью-Йорк был чужим огромным городом, в котором у неё не было никого. Она карабкалась вверх, взбивая сливки в своём кувшине молока. За её спиной были мама и бабушка, которые были здесь без  средств к существованию, с ворохом бытовых проблем, которые тоже легли на её плечи. Она бралась за всё. Там, в огромном городе соблазнов и больших возможностей. Она работала сутками – днём официанткой она убирала по ночам чужие квартиры, раздавала рекламу, развлекала детей в ростовом костюме. Она бралась за всё, что ей предлагали.

Чайник для войны и Нью-Йорк

 

Первый год был для неё сущим адом. На птичьих правах, с долгом за тот самый билет, без поддержки, совета и помощи. Был один день, когда она сломалась. Она, с таким же, как и сама гастрабайтером, шла с работы. Люди вокруг праздновали жизнь – смеялись, тратили деньги, не задумывались о чьей-то далёкой войне, о своём завтра и вчера. Они шли с работы по большому чужому городу в череде бесконечных будней, в которых один рабочий день сменял другой, и менялись только рабочие декорации – квартиры, подносы, листовки…

И вдруг они увидели как с одного балкона вывешивают украинский флаг, на их глазах. Они помахали тем незнакомым людям, им помахали в ответ.

Они стояли под тем балконом и хохотали от счастья. Это была поддержка даже не их стране, а им двоим – ответ на новости и всё, что лилось сейчас из СМИ. И она с таким же бесправным другом-гастрабайтером, переглянувшись, помчались наверх, в ту квартиру. Друг крикнул: «Подожди, я куплю торт!» И они ели тот торт со случайными знакомыми, которые вывесили на их глазах украинский флаг, а значило это много больше, по крайней мере, для тех двоих в чужом огромном городе, для которых даже тот купленный торт был их недельным бюджетом… И флаг оказался знаком тогда. И рабочие сутки были уже не такими длинными. И деньги приобрели совсем другой смысл.

В Луганске болела бабушка, а мать потеряла работу. И единственная купленная блузка была минутой транжирства для себя. И ещё она благодарила маму за борщ, который та научила её варить, и оладьи, которыми та девочка кормила своих соседок по съёмной квартире. Она меняла работы, она оформляла документы, стремясь узаконить своё пребывание в городе, который всё больше становился ЕЁ городом. Она меняла квартиры, меняла работы, учила язык.

С ней всё время были её мама и бабушка. Они стояли сзади, не давая упасть. Ночью она выходила в скайп и рыдала вместе с ними.

Они диктовали ей простые рецепты, хвалили и поддерживали её, будто между ними не было расстояний… И она по-прежнему чувствовала себя дочерью и внучкой, а Нью-Йорк отступал.

Потом она перешла на другую работу. И уже не нужно было мыть чужие тарелки и носить смешной костюм ростовой куклы. Она оплачивала ремонт в квартире мамы и бабушки так, как если бы она сама жила там – выбирала цвет обоев и говорила, как переставить мебель. Из Америки она создавала реальность для своей семьи здесь. На её плечах был их бюджет и мамин летний отдых. Она ставила задачи всё выше, поднимая планку для себя самой. А те невидимые руки по-прежнему не давали ей упасть.

И её билет в один конец оказался счастливым билетом. Мудрая мама, выталкивая дочь от войны, знала, что делала тогда. Фундамент, сложенный мамой и бабушкой до 18 лет, оказался очень прочным – все навыки, качества, привычки, трудолюбие – давали свои плоды.  И выключая Скайп, мама плакала от того, что всё, что она может, это только слова поддержки для дочери, повзрослевшей не по годам. Всего лишь слова, будто они вместе и проблемы, поделённые на двоих, не такие страшные.

 


 

Чайник для войны и Нью-Йорк

Проект профінансовано з коштів Польсько-канадської програми підтримки демократії, фінансованої у рамках Програми польської співпраці для розвитку Міністерства закордонних cправ Республіки Польщі та Уряду Канади

Залишити відповідь